Поздняя ночь, открытое шоссе, семейство из пяти человек на пути домой.
Проведя день на солнышке, их встреча с кровью только началась.
Одержимый манией убийства болван, не отличающий левое от правого, замечает семью.
Пытаясь постичь, слеп он или безумен, он направляет машину на встречную полосу.
Они сталкиваются, ужас на лицах.
Лоб в лоб на полной скорости, скоро стервятники будут пиршествовать.
Отца троих детей насадило на рулевое колесо, его череп стремительно дернулся назад,
Его глаза выскочили, но зрение осталось, и он увидел, как расплющивается его тело,
Привязной ремень не удержал его на месте, он просто разрезал его пополам,
Ноги раздробило, и вытекла жидкость, когда его спинной мозг оторвался и улетел.
Мать пролетела сквозь стекло и напоролась на дорожный знак,
Ее кишки протянулись вдоль шоссе на четверть мили от машины,
Четвертый ребенок на дороге не проживет уже ни дня,
Зародыш на шоссе с раздробленными косточками,
Малыши летят, не успев удивиться.
Расплющенные о потолок, кожа на них горит и лопается,
Стекла разлетаются на мелкие осколки, грудь и череп вдавливаются внутрь.
Стали они трупами, и придется рыть могилы,
Под колесами, горячая резина на твоем лице,
Кровь сочится из глаз, лежит изувеченная жертва,
Зная, что он натворил, он только дает задний ход,
Хохоча над месивом, горой мяса на улице.
Один ребенок остался медленно умирать, из артерий хлещет кровь.
Теперь пора полакомиться плотью, кровь только началась.
Взгляд смерти в моих глазах,
Наверняка никто не выживет.
Только кучка месива
Осталась сохнуть на солнце,
Я вижу мою свежую добычу
Оставшуюся на дороге:
Останки ваших тел,
Искромсанные и изорванные.
(“Shredded Humans”)

По-мясницки твое тело насадил на крюки,
Кастрирую, выдалбливаю промежности, которые я буду кушать,
Повесив вверх тормашками, с пробитыми насквозь
дырками наполовину обглоданный хрящ.
Обжорство зеленеющими мертвецами,
Извлечение человеческих потрохов,
Порча растертых генеталий, свисающих с крюков,
Непристойны чувства внутри меня.
Разделяю, сортирую пропитанные кровью тела.
Начинается анальное испускание,
Нужное сухожилиям для того, чтобы можно было вырезать кишки.
Уничтожение тела,
Вульгарное приставание.
Вероломство бесконечной резни душ,
Безжизненные тела гниют,
Разложились засоренные вены,
Нарастает давление,
Покрывающиеся струпьями, спекшиеся раны обезвоживаются.
Осуждены на тьму жизни,
Угрюмые измерения моего бытия.
Я исследую мои мысли с помощью убийства,
Посвящая свою жизнь изувечиванию.
Пропитанные потоками крови, личинки
едят полуразрушенные обрубки.
Мрак покрывает убийство.
Тела разлагаются.
Твоя прямая кишка насажена на острый как лезвие крюк.
Разваливаются тела, рассыпаются по земле кишки.
Педерастия с жизнями с помощью утвари.
Вырезаю вашу жизнь с ободранной кожей.
Отвратительной всему миру.
Прелестный моим глазам,
Лежит обнаженный труп, выпотрошенный моей заразой,
Бодрят, пока я их убиваю, пьянят.
Взывающие страдающие человеческие жизни,
Моя размалывательная терапия
Ваяет кровью,
Мышечной тканью,
Нагроможденными грудами плоти, деформацией.
Черепа жертв разложены как трофеи,
Кровоточит из твоей задницы внезапное извержение крови.
(“Meat Hook Sodomy”)

ЛЮБОВЬ ЗОМБИ.

Когда-то я был человеком, прежде чем
трансформировался в этого растлителя.
Свежеусопшие дети,
Которых вы родили, разодраны моим насилием,
Мертвые не в безопастности, безжизненный труп ребенка
Я подвергну насилию.
Удовольствие от мертвых, полное удовлетворение.
Я открываю гроб.
Больные мысли проносятся в моей голове, пока я смотрю
На мертвеца, снова и снова, не могу оторваться.
Я начинаю секс с мертвецом, лижу ее юное, сгнившее устье.
Я кончаю в ее холодную п…ду, дрожа в экстазе.
Девять дней подряд я делаю одно и то же.
Она становится моей мертвой, разложившейся,
малолетней рабыней секса.
Я кромсаю ее шею, разрубая сзади,
Я использую ее рот, чтобы кончить,
Вот и я, хлещет кровь,
Льется черная кровь.
Кончая, я яростно разрубил ее яремную вену.
Она уже мертва, я маструбировал ее изувеченной головой.
Моя смазка – ее разложение.
Провожу жизнь, растлевая мертвых детей.
Сношение с младенцами,
Консервирую головы на остриях пик,
Кипячу черепа,
Кожа сползает с костей.
Голоса зовут. Голоса. Голоса зовут меня.
Похороненные мертвецы, которых
я духовно инфицировал.
Обращаются ко мне из своих могил,
Истекаю – теперь я истекаю гноем.
Истекаю, кровью мертвых,
Истекаю на ее мертвенно-синюю кожу.
Втискиваюсь внутрь,
Начинаю крушить ее безволосую промежность.
За гранью того, что мы знаем как смерть.
Это преследует меня каждый день.
Я слышу голос каждого ребенка,
Который лежит рядом со мной, разлагаясь,
Свежий труп, который предстоит наполнить моей заразой,
Подвергнутый пыткам перед смертью, ни одно отверстие
не осталось незаполненным.
Изнасилованную после смерти,
Девственную дырку заражаю,
Анальная пора извергает нечистоты
Священный сок я впрыскиваю.
Вашего мертвого ребенка я растлеваю.
Некропедофил

(“Necropedophile”)